РОМАН В. СОРОКИНА «ТЕЛЛУРИЯ»: ПРОБЛЕМА ЖАНРА И МЕТОДА

Безрукавая Марина Васильевна

«Теллурия», новый роман В. Сорокина, может закономерно оказаться в центре полемики по вопросу о ключевых проблемах современного литературного процесса, о сущности русского постмодернизма и его трансформации. Первые отклики на «Теллурию» подтвердили, что репутация В. Сорокина как писателя-постмодерниста сохраняется и даже укрепляется.

Л. Данилкин считает «Теллурию» «сатирической антиутопией»: «установленное в будущем зеркало, в котором гротескно отразились — то есть получили политическое воплощение — фобии, мании и идефиксы нашей эпохи: тоталитаризм, китаизация, сталинщина, исламизация, биотерроризм и т.п.» [2]. «Сорокина совершенно не интересуют характеры, только речь и — шире — тип лингвистического сознания, генерируемого этими фантомными фигурами», «Теллурия» - «коллекция пародий и речевых практик», - считает Л. Данилкин [2].

«И на этот раз занимается примерно тем же, чем прежде, — инвентаризацией существующих культурных кодов, в первую очередь связанных с национальной и культурной идентичностью. Сорокин поочередно стилизует чуть ли не все имеющиеся в наличии жанры и языки русской, но и европейской, и американской словесности», - пишет М. Кучерская [4]. С доминантным характером речевых практик согласен и А. Ваганов: «Сорокин и в «Теллурии» остается выдающимся мастером диалога и полилога» [1].

Если в жанровом плане мы оцениваем «Теллурию» как антиутопию, а в методологическом как явление постмодернистской прозы, то аргументы могут быть следующие.

1) Линейное повествование в романе отсутствует. Произведение представляет собой комплекс самостоятельно существующих глав небольшого объема, связанных временем происходящих событий (середина XXI века).

2) В романе отсутствует главный герой, способный объединить главы явлением личности. В большинстве глав появляется герой (герои) эпизода, чей образ сохраняется лишь несколько страниц, усиливая атмосферу фрагментарности.

3) Одно из двух определяющих настроений в «Теллурии» - корректирующая ирония, создающая «зону смеха» между автором, читателем и персонажами. Изображение «православных коммунистов», «кентавров», «великанов», «лилипутов», «псоглавцев», которые представляют свою идею и стиль существования, показывает, насколько важны для В. Сорокина игровые технологии в создании образа и пародирование разнообразных штампов.

4) Если общая поэтика «Теллурии» нацеливает читателя на иронические встречи с гротескной фантастикой, то лингвопоэтика текста (именно ее отмечают критики и литературоведы, склонные поддерживать В. Сорокина) предоставляет возможность наблюдать за разными дискурсами и отразившимися в них сознаниями. Есть «риторика партийного собрания», «риторика призыва-угрозы», «письма иностранца на Родину» и т.д.

5) Концепция человека отличается привычной для В. Сорокина и постмодернизма дегуманизацией: акцент сделан на определяющей роли разных инстинктов, на зависимости человека от собственного тела, на порочности и маниакальности.

6) Становление повествования сопряжено с нарастающей критикой метарассказов. «Православие» и «сталинизм», «коммунизм» и «ваххабитство», «интеллигенция» и «демократия», «генная инженерия» и «метафизика» подвергаются в романе деконструкции.

7) Фрагментарным является сам мир, представленный автором. Прошло время империй и национальных государств. Распад затронул не только Россию. «СССР», например, не Советский Союз, а «Сталинская республика», построенная олигархами на ограниченной уральской территории.

Несмотря на число аргументов в пользу постмодернистской поэтики романа «Теллурия», данная ситуация не представляется однозначной. С одной стороны, есть и деконструкция, и корректирующая ирония, и явная ставка писателя на многообразие языковых игр. С другой стороны, роман (несомненно, фрагментарный) воздействует на читателя особой целостностью: и парадоксальной душевностью, сохраняющейся в большинстве глав, и единством авторской мысли о мире и человеке.

Приведем мнение С. Резниченко: «Сорокин продолжает играть в привычно отработанную постмодернистскую игру. Карнавал, игра, лубок, лицедейство… […] Но теперь всё по-другому. Постмодернистская игра – только обёртка. Или сахарная оболочка, призванная подсластить «ума холодные наблюдения и сердца горестные заметы», согласно которым, современность, цветущая, свободная и яркая, заканчивается. Она тихо и неотступно пожирает сама себя. И на смену ей идёт «постсовременность» - неофеодализм. С нищетой, голодом, насилием и мракобесием, и, главное, нашей полнейшей ненужностью в том мире» [5]. С другой стороны смотрит на проблему А. Колобродов: «По-моему, «Теллурия» (М., АСТ, CORPUS; 2013 г.) – самая настоящая утопия. Тот образ будущего, в котором не то, чтобы хотелось вдруг оказаться, но за которым наблюдать комфортно и симпатично» [3].

Если в жанровом плане мы рассматриваем «Теллурию» как утопию, а в методологическом как явление модернистской прозы, можно привести следующие аргументы.

1) Если одно из двух доминирующих настроений в романе оказывается корректирующей иронией, то второе представляет собой некое воодушевление, связанное с авторским пониманием человечности. Для «Теллурии» важен мотив полета (как внутреннего, так и внешнего). Ощущая зависимость от инстинкта или сопрягая себя с той или иной идеей, человек оказывается в пафосном состоянии, начинает «лететь», сопрягая две формы сознания: антиутопию и утопию.

2) Основополагающей деталью, связывающей повествование, оказывается «теллуровый гвоздь». Иронические и даже саркастические контексты (например, наркомания и сближение двух путей – метафизического и пути измененного сознания) понятны. Но теллур в романе – не только постмодернистский симулякр, гротескно замещающий проблему человеческой мечты о счастье, но и важнейший концепт в сорокинском понимании существования – достаточного серьезном, преодолевающем игровое начало. Человек предстает как обреченное тело, буквально захваченное инстинктами, но продолжающее выстраивать мир идей, стремиться к пафосным свершениям и завоеваниям.

3) Присутствующее отрицание классических метанарративов не препятствует оформлению сорокинского метанарратива. Здесь исчезает единый тоталитарный центр (будь то государство, идеология и религия), и фрагментарность (многообразие самостоятельных регионов, вер, идей, житейских принципов) начинает утверждать себя как возможный идеал, приближающий человека к постижению своего образа счастья, свободного от заранее заданных форм.

На наш взгляд, В. Сорокин сознательно выстраивает свою позицию в литературном процессе на границе постмодернизма и модернизма. Разнообразие постмодернистских техник сохраняется, но приобретает прикладной характер в романе «Теллурия», который стремится познакомить с авторским учением о человеке, а не просто удивить холодным мастерством писателя, отстраненного от жизни.

Список литературы:

1. Ваганов А. Киберпанк и отвратительное // http://www.ng.ru/ng_exlibris/2013-11-14/1_tell.html

2. Данилкин Л. Новый Сорокин как энциклопедия русской речи // http://vozduh.afisha.ru/books/telluriya-kak-enciklopediya-russkoy-rechi/

3. Колобродов А. «Теллурия»: роман как гаджет // http://svpressa.ru/culture/article/76786/

4. Кучерская М. «Теллурия»: Владимир Сорокин описал постапокалиптический мир //http://www.vedomosti.ru/lifestyle/news/17708411/poedayuschij-svoj-hvost

5. Резниченко С. «Теллурия» как образ будущего // http://svpressa.ru/culture/article/76438/?rss=1